Я думаю, что многие из вас уже читали статью "Голый гель" биолога Ильи Колмановского, опубликованную в июньском номере журнала Gala. Ведь пост со статьей был в топ-30 yandex. Но тем, кто эту статю пропустил, я бы советовала обязательно ее прочитать самим и дать почитать всем окружающим.

Голый гель

В конце прошлого века тысячам россиянок имплантировали в грудь особый гель; его вводили шприцем напрямую, безо всякой оболочки. Биолог Илья Колмановский выяснил, как этот таинственный и опасный метод получил широчайшее распространение в бывшем СССР.


В апреле 2007 года хирург Кассис из больницы «Ривка Зив» в городе Цфат, Израиль, сообщил газетам о невероятном случае, произошедшем в его практике. К нему обратились две бывшие россиянки с симптомами обширного воспаления молочных желез. Обследуя одну из них, он решился сделать короткий разрез. К изумлению врача, из разреза немедленно полезло нечто, по консистенции напоминающее банановое пюре. Неизвестное западной медицине вещество обнаружилось в груди обеих пациенток.

«Мы не знаем, что это за вещество, но его там не должно быть», – сообщил доктор Кассис газете «Маарив».
Женщины рассказали, что оно называется «биогель» и состоит «только из натуральных компонентов». Как и десяткам тысяч россиянок, им вкололи это вещество шприцем в 90-е годы для увеличения груди. И именно сейчас, по мнению специалистов, многие, возможно большинство из них, должны испытывать примерно те же симптомы. Многим, возможно большинству из них, осложнения от биогеля обернутся самыми тяжелыми последствиями. По крайней мере, в ближайшие недели обе пациентки доктора Кассиса, Марина и ее младшая сестра Ольга, расстанутся с грудью.

Вообще она никакая не Марина. Но она попросила не называть ее имя; поначалу просила даже не писать, что живет в Израиле; фотографироваться отказалась наотрез. Она боится разоблачения, в первую очередь боится, что о «биогеле» узнает ее взрослый сын. Так ведет себя большинство жертв геля.
Летом 1994 года ей было 27 лет и жила она в Питере. Училась на филолога. Восьмилетний сын, одна, никакой личной жизни, и первый размер, к тому же потрепанный кормлением и маститом. Она прочитала рекламную статью в «Аргументах и фактах»: «Фирма “Эскувер” увеличивает грудь – безопасно, современно, безоперационно».
Она не хотела огромную грудь, хотела просто чуть улучшить фигуру, но ее останавливал страх перед операцией.

Говорили, что классические имплантаты вредны (в Америке как раз разгорался скандал вокруг силиконовых имплантатов, приведший к 14-летнему запрету на них). Реклама убедила, что инъекция биогеля – это новое слово, лучше имплантатов. Речь шла о волшебной процедуре, которая отнимала совсем мало времени, не требовала наркоза и разрезов, потому что полужидкий гель вводится шприцем. Посоветовалась с двумя независимыми врачами; они подтвердили – безопасно.

Представители фирмы собирали партии по десять женщин на каждый операционный день. Некоторые приезжали из других городов, их встречали на вокзале и селили в собственную небольшую гостиницу. В назначенный день Марина приехала на проспект Луначарского, к огромному комплексу Областной клинической больницы. При виде раскинувшихся на целый квартал современных построек совсем успокоилась: «Это была не шарашкина контора, а серьезное медицинское учреждение. Хирург вышел к нам в коридор и подробно рассказал про метод. Все женщины спросили про возможные осложнения. Он сказал: никаких. Потом стали быстро заводить по одной и вкалывать гель очень толстой иглой. Это была пытка. Я пожалела на следующий же день, испугалась. Потом все успокоилось. Через несколько месяцев уехала в Израиль. Вскорости вышла замуж. Возможно, помог мой новый третий размер».
«Худой, высокий, серые глаза, прямоугольные очки, темно-русые волосы…», – Марина не могла вспомнить имя хирурга, но под это описание подходит только один из эскуверовских врачей в Питере: челюстно-лицевой хирург Александр Валентинович Филатов, «научный руководитель» всей фирмы.

К тому моменту Филатов занимался гелем уже второй год; тем не менее, он ездил на старенькой «шестерке». Получал совсем мало. Все деньги доставались человеку в черной рубахе и с золотой цепью в палец толщиной.
Это был хозяин «Эскувера», предприниматель Георгий Вербицкий. В конце 80-х он наткнулся на разработку крупных пластических хирургов из Киева. Это были Борис Павлык и Иван Кебуладзе – они и сегодня активно применяют свой метод. Речь идет о биогеле «Интерфалл», при помощи которого можно мгновенно увеличить диаметр члена (отсюда название) или объем груди.

Многие вспоминают выдающиеся организаторские способности Вербицкого. Действительно, Украина была охвачена сетью клиник «Эскувера» в считанные годы и вполне легально: все разрешения украинского Минздрава были получены в момент. Россию же «Эскувер» осваивал немного по-дикому. Московский пластический хирург Александр Неробеев (зав. кафедрой косметологии в Медицинской академии последипломного образования) вспоминает: «Ребята из Одессы брали машину. Ехали по волжским городам. Приходили к главврачу центральной больницы. Дарили видеодвойку, что по тем временам весомо. Говорили: дайте нам три дня, вот у нас есть разрешение. Собирали врачей, обучали и разворачивали кампанию. Кострома, Саратов, Волгоград...»

Маринин хирург Филатов попал на работу в «Эскувер» так: несколько лет он просто крутился в пластической хирургии, и вот одна пациентка стала советоваться – стоит ли увеличить грудь новым необычным методом. Любознательный Филатов предложил поехать с ней и проконтролировать: «Когда я увидел, как два уролога (в основном они увеличивали питерцам пенисы. – И.К.) заливают гель в молочную железу, я сразу понял, что это потрясающий и безопасный метод. Как-то у меня это все в голове сварилось, не было никаких раздумий по этому поводу, абсолютно… я все понял за одну секунду, какой-то момент наития».

Это – ключевой момент его мировосприятия. Когда речь идет о чем-то, что может принести моментальный успех, он не задумывается о таких вещах, как достоверность, надежность, долгосрочные испытания, безопасность для пациента. Филатов отправился учиться у первоисточника: «В Киеве мне объяснили, что препарат в работе уже пять-семь лет и совершенно безопасен… Потом оказалось, что только два-три года. Но это неважно». Филатов видел доказательства повесомее: «Киевляне в конечном итоге убеждали людей чем? Они выводили коллегу в мужской туалет, показывали свое достоинство, накачанное гелем… Все говорили: хорошо, мы будем использовать «Интерфалл». Они молодцы были, они доказывали на себе».

К 1994 году «Эскувер» полноценно раскрутили по всему бывшему СССР. Филатов говорит: «Я сам обучил около 80 хирургов». Коллеги вспоминают его как человека, сделавшего очень много для распространения гелевой технологии по России, миссионера, фанатично и искренне преданного этому методу. Клиники «Эскувер» (в России 48 клиник) обосновывались в крупных городских больницах; реже это была поликлиника или медсанчасть какого-нибудь предприятия. В числе адептов, экспертов и представителей «Эскувера» были десятки профессоров и докторов медицинских наук; большинство из них и сегодня в профессии.

Тут надо заметить: до сего момента деятельность «Эскувера» – чистая уголовщина, препарат еще не был зарегистрирован и разрешен.
Филатов: «Я работал в полубандитской структуре. Вначале все это было вообще подпольно. Потом питерский комздрав дал лицензию». Вообще-то разрешение на использование нового препарата дает Минздрав России, а не город, но Москва с ее министерством и элитными хирургами, которые могли бы испытать препарат, пока не поддавалась.

Вспоминает пластический хирург, академик Арнольд Адамян из Института Вишневского: «Из Киева приезжала целая делегация, десять человек, известные врачи, они пропагандировали, чтобы мы применяли «Интерфалл». Я отказался».
Профессор Неробеев тоже отбивался от «Эскувера»: «Приезжал Филатов. Я спустил его с лестницы. Потом они приглашали меня в Сочи на их съезд, обещали новый «Мерседес». Я отказался». Филатов утверждает, что общение было более теплым, но у Неробеева действительно были веские причины для негативизма. Дело в том, что в Москве к этому времени шли разработки точно такого же геля и метода его введения. Профессор Неробеев вспоминает: «Да, я боролся против «Интерфалла»… Меня убедили, что есть гораздо лучший гель. Я приютил на своей кафедре разваливающийся НИИ резиновых и латексных изделий, там был замдиректора химик Лопатин. Он придумал «Формакрил».

В итоге московским союзником «Эскувера» стал пластический хирург Сергей Сапин, сын крупного медицинского академика. Помогла случайность: он вылечил от редкой болезни одного родственника Георгия Вербицкого и тот увидел в молодом докторе мощный лоббистский потенциал. Сапин энергично взялся за решение вопроса с регистрацией препарата в Минздраве. Филатов отдает ему должное: «Он был нашей единственной надеждой, проводником».Сегодня Сергей Сапин – успешный мужчина лет 45, его японский внедорожник гордится номерами серии «ООО», но одет он просто: джинсы и рубашка. У него живые глаза за тонированными стеклами очков и лицо человека с чистой совестью. Он раскуривает трубку и вспоминает, как влил по стакану геля в каждую железу своей жене (себе все-таки не стал) и привел ее к хирургу Г.И. Лукомскому, который занимал ключевой пост: командовал минздравовской комиссией по новым материалам в хирургии. Невысокий седой старичок в белом халате, он был очень заинтересованный в геле хирург, один из пионеров этого метода. «Генрих Ильич посмотрел и сказал мне: «Молодец, Серега, для личной жизни сделал хорошо. Я думаю, комиссия положительно рассмотрит твое начинание». Немыслимо, но испытателем «Интерфалла» был назначен сам же Сапин. Но и московскому «Формакрилу» повезло не меньше: Лукомский послал его для оценки столь же «беспристрастным» экспертам – Неробееву и самому себе.

Ничтожные сроки испытания препаратов, которые всего через несколько лет привели к тяжким осложнениям, –самая важная деталь во всей этой истории. Неробеев пытается снять с себя ответственность за стремительные испытания: «Вообще существует такое идеальное правило фармакологии: четырнадцать лет на животных и только потом – на людях. Теперь я себя с одной стороны казню, а с другой стороны – что я мог сделать? Мне ведь был дан срок – год. Этот год все было нормально, никаких осложнений. Мы дали положительные заключения». А можно ли отказаться от участия в таких «испытаниях»? Нет, если ты только что «приютил» разработчика и производителя нового золотоносного геля.

«Испытания» Сапина были еще большей насмешкой над самой идеей испытания: «Я уложился в полгода; соперировал десять женщин». Дальше ему следовало наблюдать их много лет, однако не все так сложно: «Наработать самому отдаленные результаты заняло бы много времени, но Вербицкий был хороший организатор. Он умудрился слепить мне поток пациентов, которых они уже понаделали в Питере в последние два года. Он рассылал за ними машины – адреса же известны, карты заполнялись, людей выдергивали, говорили: приехал контролирующий орган из Москвы, давай живо – раздевайся и показывай». Эти несчастные так и не узнали, что они были первыми подопытными кроликами – не предупрежденными об опасности, не отобранными по строгим критериям клинических испытаний и не дававшими информированного согласия.

Разумеется, после формальной регистрации и выхода из тени, объемы производства гелей бешено возросли. Уже через несколько месяцев Сапин лил по шесть литров геля в месяц; о пациентках он говорит неуважительно: «Это были небогатые женщины, все больше стриптизерши». Он утверждает: «Всего я сделал около шестисот бюстов при помощи геля». Не отставала и остальная московская элита с ее «Формакрилом»: публикации многих крупных хирургов второй половины 90-х хвастаются сотнями случаев введения геля в лицо, голени, ягодицы и, конечно же, грудь.

Настоящее же буйство развернулось за пределами столицы. Филатов в Питере вводил женщинам по два ведра геля в месяц; он ностальгирует: «Это был период в хорошем смысле психоза. Я залил гель в грудь нескольким тысячам женщин». Реклама «Эскувера» взывала: «Если осталось три часа до поезда на Сочи, еще не поздно увеличить грудь». Гель вкалывали в вокзальных комнатах и парикмахерских.

Многие скажут: тут есть ответственность и самих пациентов, они же сами шли на риск. Одна из посетительниц форума на Eva.ru, Ольга, презрительно отзывается о пострадавших: «Это ж кем надо быть, чтобы разрешить себе вот так ввести неизвестно что». У нее самой стоят оболочечные имплантаты с биогелем – их сегодня активно рекомендуют – например, известный хирург, академик Николай Миланов. Я спрашиваю, не пугает ли Ольгу, что гель может пропотевать сквозь оболочку и растекаться под кожей. И вот тут она предложила формулировку, которая характеризует мышление многих пациентов: «А вдруг через 10 лет объявят, что самые безопасные силиконовые имплантаты ужасно вредные?! Что же, ничего вообще не делать? Я просто доверяю врачу». Доверие к врачу – необходимо, но недостаточно, особенно если речь идет о новом методе. Получить несколько мнений, узнать о клинических испытаниях (www.clinicaltrials.com), об опыте других стран – сегодня это легче, чем в 90-е, но многие пациенты по-прежнему предпочитают отказаться от самостоятельной борьбы за снижение риска – «всего не учтешь».

Десятки тысяч «гелевых» пациентов – это достижение многочисленных пластических хирургов, большинство из которых занимают центральное место в профессии и сегодня. Все они знали или имели возможность при желании узнать, как проводились испытания. Но все хотели сами попробовать, «чтобы решить для себя», «чтобы разработать свой метод» и, конечно же, заработать.

Тут надо пояснить в чем принципиальное отличие биогелевой техники от традиционных имплантатов.
В 1963 году хирург Героу из Техаса держал в руках силиконовый пакетик с донорской кровью, и вдруг понял, что это похоже на грудь. Вместо крови он налил в пакет жидкого силикона, засадил его своей собаке под кожу и оболочечные имплантаты получили билет в жизнь.

В 60-х попробовали экспериментировать с «голым» силиконовым гелем: всего один укол, без разреза, без наркоза –сплошные плюсы. В начале 70-х, увидев страшные осложнения, метод запретили и с тех пор во многих странах это –уголовное преступление. Россия не просто проигнорировала мировой опыт, как игнорируют что-то известное, но ненужное. Она сделала вид, что этого опыта вообще не было, и изобрела свой особый гель. Это не силикон; биогель ведет себя очень необычно.

Биогель – просто броское слово, никакой он не «био», и нет там натуральных компонентов. Это синтетический полимер, полиакриламид. Он вбирает в себя гораздо больше воды, чем сухонький желатин, который так замечательно набухает, когда мы делаем желе. Когда делают биогель, получается 95% воды и 5% полимера; поэтому его еще называют гидрогелем. При введении под кожу он абсолютно инертен. Организм его почти не замечает, даже не формирует вокруг него капсулу из соединительной ткани. Из-за этого гель может свободно перемещаться под кожей; с годами гелевая грудь может стечь в пах. Еще гель не дает ткани зарастать: место, куда ввели иглу, надо как следует ушить, а то из этого двухмиллимитрового отверстия получится незаживающая рана. Из-за всех этих свойств гель почти невозможно полностью удалить, если будет надо. Израильский доктор Кассис сделал Марине шесть пункций и три операции – и все без результата, на поверхность вылезают новые и новые «шишки» – скопления геля.

«Гель – это идеальная питательная среда. И туда не могут пролезть макрофаги (клетки иммунитета. – И.К). Если попадет микроб, – это как если вы попали в лучший ресторан, а платить не надо», – Сергей Сапин, безмя-тежно уверенный в оправданности любых медицинских рисков, любезно разъясняет мне самое опасное свойство геля.
Если в геле с самого начала есть бактерии, они могут там очень быстро и массово размножиться, и тогда будет послеоперационное осложнение, с вероятностью от 3 до 50% по разным оценкам. Но часто гель приживается и годами ждет попадания инфекции. Трещинка в губе, укол в ягодицу, ранка в голени, мастит или еще какая тревога в груди –до попадания инфекции может пройти 10, а то и 15 лет. Но уж когда попадет, это будет подобно взрыву гранаты: под защитой геля микробы наберут огромную численность и ситуация потребует самой радикальной хирургии.

Тучи сгущались с неумолимостью силы всемирного тяготения, которая увлекала гелевую грудь в пах, а гелевые голени к щиколотке. Уже к 1997 году в Москву стали стекаться пациентки с воспалившимися губами в пол-лица. В Челябинске в простой областной больнице гнойное отделение выделило специальную палату для них – так велик и постоянен был поток пострадавших.

Профессор Неробеев рассказывает историю о своей пациентке, потерявшей из-за геля ребенка. Он увеличил ей ягодицы «Формакрилом», потом она вышла замуж, получала гормональные уколы для беременности, потом случилось воспаление в месте укола, операция под общим наркозом для спасения матери и выкидыш.
Но самое страшное – грудь. Тот самый орган, который вызывал у девушек комплексы и страдания, превращался в итоге в кровавое месиво, унося в небытие не только железу и принца на белом коне, но еще и грудные мышцы.
По иронии, в Москве гелевых пациенток лечили в основном в Институте Вишневского, в котором многим из них гель вводили. Академик Арнольд Адамян, переставший вводить «Формакрил» в голени после ампутации ноги у его пациента, рассказывает: «У нас в институте есть отделение раневой инфекции. Туда попадают из-за септического состояния, когда уже надо спасать жизнь. Страшное зрелище: обе молочные железы удалены, лоскуты кожи откинуты, грудные мышцы удалены – они функционировали как депо геля, превращались с годами в студень. Две недели каждый день открывали кожу, обрабатывали рану и обратно на бантик завязывали».

Это гораздо хуже, чем операция при раке груди; там хоть мышцы остаются целы. А тут, лишенная грудных мышц, женщина никогда больше не сможет крепко обнять своего ребенка или, тем более, приподнять его над собой на руках.
«Уж если осложнение начнется, так начнется», – говорит профессор Владимир Виссарионов. Кому знать, как не ему: его Институт косметологии и пластической хирургии МЗ РФ выступал ответчиком по единственному в истории иску пострадавшей от биогеля (оперировал известный хирург Якимец). Она проиграла: в суде Виссарионов напирал на то обстоятельство, что у нее все началось с мастита, а значит, гель ни при чем. Иезуитская логика, если учесть все известные соображения о силе, с которой гель ускоряет распространение инфекции.

Когда стало ясно, что гель гарантирует тяжелые осложнения, сообщество пластических хирургов начала трясти лихорадка. Есть единственный способ не потерять лицо: возглавить кампанию по дезавуированию метода, который ты продвигал.

Академик Адамян подробно описал и классифицировал осложнения, и назвал их «полиакриламидный синдром». Хирург Неробеев и химик Лопатин провели дополнительные исследования и показали причины осложнений –непроницаемость гелевой полости для иммунитета и свободное убегание геля, куда он захочет.
В 2000 году круглый стол Общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов призвал всех членов общества воздержаться от безоболочечного введения гелей. Но это неформальное решение, метод до сих пор не запрещен.

«Эскувер» разогнали в том же году, вскоре после того, как его основатель, Георгий Вербицкий, был убит в Колумбии. Большинство хирургов сами отказались от геля. Хирург Владимир Виссарионов говорит: «Теперь у пациентов больше денег, можно ставить дорогие имплантаты. И зачем головная боль?» Головной боли у Виссарионова было столько, что действительно неясно, почему он использует биогель и сегодня.
В октябре 2000 года в Институт косметологии на Ольховке пришла комиссия из Минздрава. Дело в том, что в мин-здравовской инструкции «Интерфалл» (в отличие от «Формакрила») разрешалось вводить во все места, кроме груди – бюрократическая препона, на которую долгое время всем было наплевать. Но теперь, на волне скандала, комиссию все же интересовало: почему Владимир Виссарионов накачивает «Интерфалл» в молочные железы?

Участник комиссии Александр Неробеев вспоминает: «Мы постановили передать материалы в прокуратуру. Но у Виссарионова сильные связи, и никаких последствий не было».

Председатель комиссии Надежда Рожкова (Главный маммолог России) – человек независимый от пластической хирургии, имела все шансы повлиять на исход проверки. Ее воспоминания отличаются от Неробеевских: «Нет, не помню никакой прокуратуры. Было это все достаточно мягко, по-человечески. Виссарионов клялся, что больше не будет». И: «Если честно, это не совсем по моей части, вам может помочь мой хирург Виктор Кешелава».
Кешелава: «Последняя пациентка от Виссарионова была год назад. Там ужасно все было, ей заливали гель, потом выливали, выскабливали, снова заливали…»
Я: «Но ведь ему запретили? Вы не находите, что это надо остановить?»
Он: «Нет, не надо. Не надо этого делать. Не надо обвинять Виссарионова. Может, это вообще не он. Как вы докажете, как концы найдете?»
Я: «Не знаю, но кто-то же должен?»
Он: «Не моими руками, до свидания».

Виссарионова не случайно боятся. Он говорит с гордостью: «Я с 1978 года являюсь косметологом-консультантом при Четвертом управлении» (речь идет о знаменитом кремлевском управлении Минздрава, ныне – Главном медицинском управлении Управление делами Администрации президента. – И.К.). Владимиру Виссарионову 56 лет, усы делают его похожим на огромного доброго тюленя в белом халате; ласковый голос обволакивает и убаюкивает с первых же фраз.

Примечательна та чисто бюрократическая логика, что помогает этому врачу найти метод лечения пациента. Когда в Свердловске, где он работал в 90-е, к Виссарионову пришел человек, «связанный с авиацией», и предложил возить из Украины «Интерфалл», он отказался: «Я не верю в гель, который привозит человек от авиации! Что это такое? Что за препарат?» Когда к нему в качестве коммивояжера приехал Филатов из «Эскувера»: «Я начал колебаться: тот ссылался на большой опыт». Но вот что оказывает решающее действие на настоящего кремлевского врача: «Руководитель облздрава говорит мне: ну, что ты тянешь? Скоро Нудик (Нудельман, известный хирург из Свердловска. – И.К.) тебя опередит!» – «Я подумал: ну, раз начальник рекомендует… гель производят на солидном заводе… значит, это изучали». Как звали чиновника? «Не могу сказать, он занимает в Москве очень высокий пост» (с 1993-го по 1999-й облздравом в Свердловске командовал нынешний замминистра здравоохранения нарколог Р.А. Хальфин; он отказался комментировать слова Виссарионова. – И.К.)
В разговоре Виссарионов несколько раз меняет точку зрения – то есть осложнения от геля, то нету: «У нас осложнения были всего у двух пациентов. Подделок было навалом – оттуда и основные осложнения. Хороший гель почти не вызывал осложнений. Но мы от него отказались. Где-то в 2002 году последние порции вводили…»

Я подвожу Виссарионова к стене около регистратуры его клиники, где висит текущий прайс-лист, подписанный им самим.

Спрашиваю: «Какой именно гидрогель вы вводите сегодня, пункт 81–82 – «введение гидрогеля в лицо»?
Он: «Нет, это рассасывающиеся гиалуроновые гели, не гидрогели. Не гидрогели, не гидрогели... прайс-лист печатала экономист и ошиблась».

Я в гостях у Сергея Сапина, в его косметологическом кабинетике «Медпрофессионал» в Лобне, куда он перебрался десять лет назад. На столе у него флакон «Формакрила», который он активно применяет: «Во многих случаях это единственно правильный метод. Если вы эти пузырьки у меня на столе видите, значит, они востребованы, а значит, методика имеет право на существование. Но теперь это не десятки килограммов. Мне теперь достаточно одного килограмма в год».

Рассказывая об учениках, Сапин говорит мне, что женщина-хирург не может как следует ввести гель, ведь у женщин слабые руки. Чтобы я понял, он дает мне шприц с «Формакрилом». Я сжимаю его изо всех сил, и мне трудно выдавить. Сапин поясняет: «Когда каждый день вводят много геля, на руках хирурга от шприца образуются мозоли, как от лопаты».

И я думаю: в целом логично, что мужской мир требует от женщин большой груди и что надо обладать именно мужской силой, чтобы запихать эту субстанцию в грудь. И еще логичнее, что эта штука остается красивой и безопасной только на период пользования женщиной: потом грудь уже ни к чему, и те же уме-лые мужчины за скромную мзду (сегодня от 20 000 до 80 000 руб.)помогут женщине расстаться с тем, во что превратилась ее грудь.
Израильтянка Марина спрашивает, продолжает ли работать доктор Филатов. Знает ли он о том, как опасен гель? Было известно, что он ушел из «Эскувера» за полгода до его разгона, после чего все коллеги потеряли его из виду. Сапин и другие убеждали меня: «Филатов спился и исчез».

Когда я разыскал Филатова и начал расспрашивать о судьбе метода, он искренне посетовал: «Я бы ратовал за все это дело до конца, если бы они (Вербицкие. – И.К.) платили мне стоящие деньги, а не копейки – двух-трех процентов! Хотя бы пятнадцать можно было бы с ними работать и все это дело толкать!»
Марине удалят грудь и поставят обычные имплантаты. По правилам их надо менять каждые 10 лет, и она боится, что в старости не выдержит общий наркоз. Она узнала Филатова на фото. Меня поразило, как беззлобно она расспрашивала о нем. Филатов же так комментирует утрату груди Мариной и ее сестрой: «У меня не было никаких осложнений. Пациент может все что угодно придумать и сказать! Вдруг у нее было сто гриппов? И климат в Израиле тоже отличается».

Сегодня Филатов работает в стоматологической клинике «Медкор» в Питере. И, как и раньше, он живет в ожидании озарения: «В каждой работе есть элемент творчества, если человек этого хочет и желает. Я недавно сделал одно хорошее нужное изобретение для борьбы с кариесом; недели через две отправлю заявку в Москву. Я читал одну книгу – и сразу все понял! – думаю: Так! Все в порядке – ты придумал! … Не могу рассказать о нем подробно, а то меня буквально лишат диплома».

Не бойтесь, доктор. Вам ничего не грозит. Вы живете в стране, где, как правило, врач – не партнер пациента, а пророк; в стране, где изобретатель не должен мучительно доказывать безопасность метода, он – мечтательный Кулибин, нуждающийся только в наитии. А там глядишь, уже и не два процента, а все пятнадцать прилетят. Как писал Салтыков-Щедрин: «Воображение идиота, не сдерживаемое постоянным страхом телесного наказания, начинает рисовать своему обладателю предприятия самые грандиозные».

Александр Филатов произносит фразу, идеально описывающую нынешнюю ситуацию: «Я бы не отказался и сегодня продолжить работу с гелем (…) У меня сейчас временно нет сертификата пластического хирурга… Может быть, в конце весны… мне обещали, что-то проклюнется… у нас же сейчас капиталистическая ситуация, без бумажки никуда…»

Гелевый бум может в любой момент вернуться, как и сертификат пластического хирурга Филатова. Пока что риск получить гель в грудь не так велик как в 90-е. Гораздо легче – в губы, это ведь малые объемы, говорят многие адепты метода. Например, сайт клиники «Тотал Шарм» в Москве рекомендует: «Пластика гелем «Аргиформ» (версия «Формакрила», только с добавками серебра – от бактерий. Эффект обеззараживания длится 90 дней, дальше как хотите. – И.К.). Сайт сети клиник «Меди» в Питере и другие сайты сулят те же волшебные возможности. «Биополимер», «Аргиформ», «Биоформ» – у полиакриламидного геля много ипостасей.

Инге 41 год. Губ у Инги почти нету, лицо вспахано бугристыми уплотнениями разбежавшегося геля, уже год она лечится у Неробеева – пока безуспешно. Зато у нее есть очаровательная пятилетняя дочка, кошка и бесконечно преданный муж. Она встретила его через два дня после введения геля, когда была еще очень хороша собой. Осложнения от геля начались через несколько месяцев, но их отношения уже окрепли, и он «варил для меня кашку и кормил с ложечки. Мне легко жить, потому что он меня любит такой, какая я есть».

Под возмущенные протесты дочки она смывает широченную полосу малиновой помады и просит меня потрогать изувеченные губы. Я боюсь сделать ей больно. Мою руки с мылом и осторожно касаюсь ее лица. Ее кожа ничего не чувствует; мне кажется, что это не лицо, а маска из папье-маше. Она заваривает зеленый чай, я немного успокаиваюсь и расспрашиваю ее о планах на будущее. От следующей фразы я обжигаюсь напитком. Она говорит: «Муж не разрешит, но вот я думаю тайком – может быть, сделать мне вокруг глаз небольшую омолаживающую операцию?»


Принять участие в обсуждении и посмотреть комментарии автора можно в блоге журнала - http://galarussia.livejournal.com/1547.html

На мой взгляд история совершенно жуткая. И после прочтения хочется сказать - девушки, цените то, что у вас есть!!!